Far-east style with a spirit of wild west
Другими словами, желание абсолютной свободы стоит в ряду самых существенных стремлений человека, независимо оот достигнутого им уровня культуры и форм его социальной организации. Создание этих повтоярющихся до бесконечности, бесчисленных воображаемых вселенных, в которых переступается пространство и исчезает вес, красноречивей всяких слов говорит об истинной природе человеческого существа. Стремление порвать узы, держащие его в рабстве земли - не результат космического давления или экономической ненадежности, это неотъемлемая часть человека, который является единственным существом, наслаждающимся образом существования, уникальным для всего мира. Такое желание освободиться от своих ограничений, воспринимаемых как какой-то тип деградации, и снова обрести непосредственность и свободу - желание, выражаемое в только что приведенном здесь примере символами полета, должно стоять в ряду особых черт человека.
(...)
Все вместе эти взаимно подтверждающиеся и дополняющие друг друга символы, каждый со своей собственной специфической перспективой, представляют одно и то же значение: для человека действительно существует возможность переступить рамки этого мира: в пространственном отношении - поднявшись "вверх", и во временном - "поворотом вспять" или "возвращением обратно". Переступая границы нашего мира, человек снова оказывается в изначальном состоянии, в ничем не ограничиваемом состоянии начала Мира, в совершенстве "первого мига". Когда еще ничего не было осквернено и когда не было ничего изношенного и увядшего, потому что мир только что родился.
Многими путями и с различных точек зрения религиозный человек всегда пытался восстановить или обновить себя периодическим вхождением в "совершенство начала", то есть снова познавая первичный источник Жизни таким, каким он был, когда Жизнь, как и все творение, все еще была священной, потому что она была только что из рук Создателя.

(М.Элиаде, "Мифы, сновидения, мистерии")

@темы: Элиаде, начало, освобождение, время, человек

Far-east style with a spirit of wild west
Защита от времени, которую мы видим в любого рода мифологической позиции, но которая, фактически, неотделима от человеческой природы появляется, различным образом замаскированная, в современном мире, в основном в его отвлечениях, развлечениях. Именно здесь можно видеть радикальное отличие, существующее между современными культурами и другими цивилизациями. Во всех традиционных обществах любое важное действие воспроизводило свою мифическую, надличностную модель, а следовательно, имело место в священном времени. Труд, ремесло, война и любовь - все это были таинства. Повторение того, что пережили боги и герои in illo tempore, придавало человеческому существованию священный аспект, дополняющийся священной природой, приписываемой жизни и космосу. Открываясь таким образом Великому Времени, священное существование, каким бы бедным оно зачастую не было, тем не менее было богатым по своему значению: во всяком случае, оно не находилось под тиранией времени. Истинное "подчинение времени" начинается с секуляризации работы. Лишь в современном обществе человек ощущает себя узником своей повседневной работы, в которой он никогда не может уйти от времени. И так как человек больше не может "убить" время в течение своих рабочих часов - то есть, когда он отражает свою реальную социальную сущность - он старается уйти от времени в часы досуга: отсюда и ошеломляющее количество отвлечений внимания, изобретенных современной цивилиацией. Другими словами, все выглядит так, будто порядок вещей противоположен существовавшему в традиционных культурах, потому что там "отвлечений" почти не было; каждое важное занятие было "уходом от времени". Именно поэтому, как мы сейчас видели, у громадного числа индивидуумов, которые не практикуют никаких подлинных религиозных вероисповеданий, мифическая позиция - в их отвлечениях, а также в их бессознательной психической деятельности (сновидениях, фантазиях, ностальгиях и тому подобное). А это означает, что "вхождение во время" начинают путать с секуляризацией работы и последующей автоматизацией существования - что приводит к плохо скрываемой потере свободы; и единственно возможным уходом от действительности на общественном уровне является отвлечение.

(М.Элиаде, "Мифы, сновидения, мистерии")

@темы: религия, фантазии, Элиаде, время, человек, миф

Far-east style with a spirit of wild west
Величайшим искушением, в которое впали почти все психологи, явилась попытка получения Образов и Событий мифологии из содержимого и деятельности бессознательного. С определенной точки зрения, психологи были правы. Действительно, можно выделить функцию Образов и итоги Событий на параллельных уровнях бессознательной активности и религии с мифологией. Но мы не должны путать выделение с упрощением. Именно когда психолог "объясняет" какой-нибудь мифологический Образ или Событие, сводя его к деятельности бессознательного, историк религии - а, возможно, не только он - не решается следовать за ним. По сути дела такое объяснение сведением одного к другому может быть аналогично трактовке "Мадам Бовари" как всего лишь истории супружеской измены.
(...)
Сходство персонажей и событий мифа с таковыми уже из сновидений не подразумевает никакой тождественности между ними. Этого трюизма не следует забывать никогда, так как всегда есть искушение объяснить духовную деятельность сведением ее к какому-нибудь "источнику", предшествующему духовному.
"Религиозная аура", окружающая некоторые результаты деятельности бессознательного, историка религии не удивляет: он знает, что религиозный опыт охватывает всю человеческую сущность и потому волнует глубины человеческого бытия. Это не говорит о том, что религию можно свести к ее иррациональным составляющим, а просто свидетельствует о том, что религиозную сущность нужно принимать за то, чем она на самом деле является - ощущением существования в его целостности, которое открывает человеку его собственную форму бытия в мире.
(...)
Другими словами, так как бессознательное есть "преципитат" бесчисленных конечных ситуаций оно не может быть сходным с миром религии, поскольку религия является типичным решением любого кризиса экзистенциализма. Религия "начинается" тогда и там, где есть полное раскрытие действительности, одновременно являясь и раскрытием священного - того, что существует изначально; того, что не является ни иллюзорным, ни преходящим - и раскрытием отношений человека к этому священному отношению, которое представляется сложным, изменяющимся, иногда противоречивым, но которое всегда помещает человека в самое сердце реальности. (...) Религиозный опыт является одновременно и абсолютным кризисом существования и образцовым решением этого кризиса. Решение это образцовое потому, что открывает мир, который уже больше не частный и не смутный, а будучи творением богов - безличный, значимый и святой.

(М.Элиаде, "Мифы, сновидения, мистерии")

@темы: реальность, религия, Элиаде, бессознательное, психология, человек

Far-east style with a spirit of wild west
- И второе, о чем я беспокоюсь, - сказал он, - это тоже не очень-то приятная штука. Я уже кончаю, так что потерпи минутку, если можешь. Мне категорически не нравится это мелкое житьишко одетого во власяницу тайного великомученика, которое ты влачишь там, в колледже,- этакая ничтожная брюзгливая священная война, которую ты, как тебе кажется, ведешь против всех и вся. И не перебивай меня еще хоть секунду, я не хочу сказать ничего такого, чего ты ждешь. Насколько я понял, ты ополчилась в основном на систему высшего образования. Погоди, не бросайся на меня. Мне противен этот ураганный обстрел. Я согласен с тобой на девяносто восемь процентов. Но остальные два процента - вот что пугает меня до полусмерти. У меня в колледже был один профессор - всего один, приходится с тобой согласиться, но это был большой, большой человек, и к нему все твои разговоры просто не относятся. Нет, он не был Эпиктетом. Но он не был ни отпетым эгоистом, ни факультетским любимчиком. Это был великий и скромный ученый. Более того, я уверен, что ни разу - ни в аудитории, ни в другом месте - я не слышал от него ни одного слова, которое не таило бы капельку, а подчас и бездну мудрости. С ним-то что будет, когда ты поднимешь свой бунт? Мне даже думать об этом невыносимо - бросим, к черту, эту тему. Те, о которых ты тут распространялась,- это совсем другое дело. Этот самый профессор Таппер. И те два болвана, о которых ты мне вчера рассказывала,- Мэнлиус и еще кто-то. Таких у меня было хоть пруд пруди, как и у всех нас, и я согласен с тобой, что они не так уж безобидны. Честно говоря, они смертельно опасны. Великий Боже. До чего бы они ни дотронулись, все превращается в бессмысленную ученую чушь. Или - что еще хуже - в предмет культа. Я считаю, что главным образом по их вине ежегодно в июне месяце страну наводняют невежественные недоноски с дипломами.

(...)

Секунду, секундочку. Ты все твердишь про "я". Господи, да только самому Христу под силу разобраться, где "я", а где нет. Это, брат, Божий мир, а не твой, и не тебе судить, где "я", а где нет - последнее слово за Ним. А как насчет твоего возлюбленного Эпиктета? Или твоей возлюбленной Эмили Дикинсон? Ты что, хочешь, чтобы твоя Эмили каждый раз, как ей захочется написать стишок, садилась бы и твердила молитвы до тех пор, пока это гадкое, эгоистическое желание не пропадет? Нет, этого ты не хочешь! Но тебе бы хотелось, чтобы у твоего друга профессора Таппера взяли бы и отняли его "я". Это другое дело. Может быть, и другое. Может быть. Но не кричи ты на весь мир о "я" вообще. Я считаю, если ты хочешь знать мое мнение, что половину всей пакости в мире устраивают люди, которые не пускают в ход свое подлинное "я". Твой профессор Таппер, к примеру. Судя хотя бы по тому, что ты о нем рассказываешь, я готов поспорить на что угодно, что он в жизни использует вовсе не то, что ты принимаешь за его "я", а совсем другое, более грязненькое, но менее присущее ему качество. Господи, да ты же достаточно ходила в школу, чтобы это знать. Только соскреби краску с никуда не годного школьного учителя - или хоть с университетского профессора,- и почти наверняка обнаружится первоклассный автомеханик или каменщик, черт побери.

(...)

Помню, как я примерно в пятый раз шел выступать в "Умном ребенке". Я несколько раз дублировал Уолта, когда он там выступал - помнишь, когда он был в этом составе? В общем, как-то вечером, накануне передачи, я стал капризничать. Симор напомнил мне, чтобы я почистил ботинки, когда я уже выходил из дому с Уэйкером. Я взбеленился. Зрители в студии были идиоты, ведущий был идиот, заказчики были идиоты, и я сказал Симору, что черта с два я буду ради них наводить блеск на свои ботинки. Я сказал, что оттуда, где они сидят, моих ботинок все равно не видать. А он сказал, что их все равно надо почистить. Он сказал, чтобы я их почистил ради Толстой Тети. Я так и не понял, о чем он говорит, но у него было очень "симоровское" выражение на лице, так что я пошел и почистил ботинки. Он так и не сказал мне, кто такая эта Толстая Тетя, но с тех пор я чистил ботинки ради Толстой Тети каждый раз, перед каждой передачей, все годы, пока мы с тобой были дикторами,- помнишь? Думаю, что я поленился раза два, не больше. Потому что в моем воображении возник отчетливый, ужасно отчетливый образ Толстой Тети. Она у меня сидела целый день на крыльце, отмахиваясь от мух, и радио у нее орало с утра до ночи. Мне представлялось, что стоит адская жара, и, может, у нее рак, и ну, не знаю, что еще. Во всяком случае, мне было совершенно ясно, почему Симор хотел, чтобы я чистил свои ботинки перед выходом в эфир. В этом был смысл.
(...)
Мне все равно, где играет актер. Может, в летнем театре, может, на радио, или на телевидении, или в театре на Бродвее, черт побери, перед самыми расфуфыренными, самыми откормленными, самыми загорелыми зрителями, каких только можно вообразить. Но я открою тебе страшную тайну. Ты меня слушаешь? Все они, все до одного - это Толстая Тетя, о которой говорил Симор. И твой профессор Таппер тоже, брат. И вся его чертова куча родственников. На всем белом свете нет ни одного человека, который не был бы Симоровой Толстой Тетей. Ты этого не знала? Ты не знала этой чертовой тайны? И разве ты не знаешь - слушай же, слушай, - не знаешь, кто эта Толстая Тетя на самом деле? Эх, брат. Эх, брат. Это же сам Христос. Сам Христос, дружище.

(Дж.Сэлинджер, "Зуи";).

@темы: образование, люди, литература, Сэлинджер, Христос, бодхичитта, омрачения

Far-east style with a spirit of wild west
Мы с Симором были уже взрослыми - Симор давно кончил колледж - к тому времени, когда ты и Фрэнни научились читать. На этой стадии нам даже не очень хотелось навязывать вам своих любимых классиков - по крайней мере, не так настойчиво, как близнецам и Бу-Бу. Мы знали, что того, кто родился для познания, не оставишь невеждой, и в глубине души, конечно, мы этого и не хотели, но нас беспокоило, даже пугало, то статистическое изобилие детей-педантов и академических мудрил, которые вырастали во всезнаек, толкущихся в университетских коридорах. Но важнее, намного важнее, Симор уже начал это понимать (а я с ним согласился, насколько мне была доступна эта мысль), что образование, как его ни назови, будет сладко, а может, и еще сладостнее, если его начинать не с погони за знаниями, а с погони, как сказал бы последователь Дзен-буддизма, за незнанием. Доктор Судзуки где-то говорит, что пребывать в состоянии чистого сознания - сатори - это значит пребывать с Богом до того, как он сказал: "Да будет свет". Мы с Симором думали, что сделаем доброе дело, если будем держать подальше от тебя и от Фрэнни, по крайней мере, до тех пор пока это в наших силах, и этот свет, и множество световых эффектов низшего порядка - искусства, науки, классиков, языки, пока вы оба хотя бы не представите себе то состояние бытия, когда дух постигает источник всех видов света. Мы думали, как это будет удивительно конструктивно, если мы хотя бы (на тот случай, если наша "ограниченность" помешает) расскажем вам то, что сами знаем о людях - святых, архатах, бодисатвах и дживан-муктах, которые знали что-нибудь или все об этом состоянии. То есть мы хотели, чтобы вы знали, кто такие были Иисус и Гаутама, и Лао-цзы и Шанкарачарья,и Хой-нэн и Шри Рамакришна и т. д., раньше чем вы узнаете слишком много, если вообще узнаете, про Гомера, или про Шекспира, или даже про Блейка и Уитмена, не говоря уже о Джордже Вашингтоне с его вишневым деревом, или об определении полуострова, или о том, как сделать разбор предложения. Во всяком случае, таков был наш грандиозный замысел.

(.........)

- Мы - уроды, мы оба, Фрэнни и я,- заявил он, выпрямляясь.- Я двадцатипятилетний урод, а Фрэнни - двадцатилетний уродец, и виноваты эти два подонка. Он положил бритву на край раковины, но она со стуком соскользнула вниз. Он быстро подхватил ее и больше не выпускал.
- У Фрэнни это позже проявляется, чем у меня, но она тоже уродец, и ты об этом не забывай. Клянусь тебе, я мог бы прикончить их обоих и глазом бы не моргнул! Великие учителя. Великие освободители. Господи! Я даже не могу сесть позавтракать с другим человеком и просто поддержать приличный разговор. Я начинаю так скучать или такое нести, что, если бы у этого сукина сына была хоть крупица ума, он разбил бы стул об мою голову.
(...)
- Конечно, это никому не интересно, но я до сих пор, до сегодняшнего дня не могу съесть несчастную тарелку супа, черт побери, пока не произнесу про себя Четыре Великих Обета, и спорю на что угодно, что Фрэнни тоже не может. Они натаскивали нас с таким чертовским...
- Четыре Великих чего? - перебила его миссис Гласс довольно осторожно.
Зуи оперся руками о края раковины и чуть подался грудью вперед, не сводя глаз с эмалевой белизны. При всей своей хрупкости он, казалось, был способен сейчас обрушить раковину вниз, сквозь пол.
- Четыре Великих Обета,- сказал он и даже зажмурился от злости.- "Пусть живые существа неисчислимы - я клянусь спасать их; пусть страсти необоримы - я клянусь погасить их; пусть Дхармы неисчерпаемы - я клянусь овладеть ими; пусть истина Будды непостижима - я клянусь постигнуть ее". Ну как, ребята? Я говорил, что справлюсь. А ну-ка, тренер, выпускай меня на поле.

(Дж.Сэлинджер, "Зуи";)

@темы: образование, литература, Сэлинджер, мозги в банке

Far-east style with a spirit of wild west
Но не они, а главный герой - вот кто с неподражаемым красноречием убеждал меня не выпускать свой опус в свет. О н чувствует, что вся интрига строится на мистицизме и религиозной мистификации,- как он дал мне понять, во всем совершенно явно просматривается некое трансцендентное начало, что внушает ему тревогу, так как может только ускорить приближение дня и часа моего профессионального провала. И так уже люди, говоря обо мне, покачивают головами, и если я еще хоть один раз в своем творчестве употреблю слово "Бог" не в его прямом, здоровом, американском смысле - как некое бранное междометие,- то это послужит явным свидетельством, точнее, подтверждением того, что я уже начинаю хвастаться знакомствами в высших сферах, а это верное свидетельство, что я человек пропащий.

(Дж.Сэлинджер, "Зуи". из предисловия)

@темы: Бог, общество, литература, Сэлинджер

Far-east style with a spirit of wild west
Днем я нашел во дворе под кустом диких роз подходящее место для спальника и на фут устлал его свежей травой. Теперь я пришел сюда с фонарем и бутылкой воды из-под крана; чудесный отдых под вздыхающими деревьями предстоял мне, но вначале надо помедитировать. В отличие от Джефи, медитировать в помещении я разучился, после этой лесной зимы мне надо было слышать шорохи зверей и птиц, чувствовать дыханье холодной земли подо мной, чтобы ощутить кровное родство со всем живым - пустым, бодрствующим и уже спасенным. Я помолился за Джефи: кажется, он менялся к худшему. На рассвете заморосило; ругаясь, я вытащил пончо из-под спальника, укрылся им и снова заснул. В семь часов вышло солнце, бабочки запорхали в розах над моей головой, колибри чуть не спикировал прямо на меня, свистнул и весело упорхнул. Но я ошибся: Джефи не изменился. Настало одно из лучших утр в нашей жизни. Стоя на пороге, лупил он по большой сковородке и распевал: "Буддам саранам гоччами... Дхаммам саранам гоччами... Сангхам саранам гоччами", и выкликал: "Подъем, дружище, блины готовы! Скорей за стол! Бум-бум-бум!" - и оранжевое солнце било сквозь ветви сосен, и все опять было хорошо, наверное, ночью Джефи подумал и решил, что я прав, и надо прорубаться к старой доброй Дхарме.


(Дж. Керуак, "Бродяги Дхармы")

@темы: литература, Керуак, Дхарма

Упорство и упоротость!
В поисках ключей и разгадок я рылся в своих самых ранних снах -- и раз уж я заговорил о снах, прошу заметить, что безоговорочно отметаю фрейдовщину и всю ее темную средневековую подоплеку, с ее маниакальной погоней за половой символикой, с ее угрюмыми эмбриончиками,подглядывающими из природных засад угрюмое родительское соитие.

***
Следующая часть вечернего обряда заключалась в том, чтоб подниматься по лестнице с закрытыми глазами: «Step» (ступенька), приговаривала мать, медленно ведя меня вверх. «Step, Step», – и в самодельной темноте лунатически сладко было поднимать и ставить ногу. Очарование становилось все более щекотным, ибо я не знал, не хотел знать, где кончается лестница. «Step», ‑говорила мать все тем же голосом, и обманутый им, я лишний раз – высоко-высоко,чтоб не споткнуться – поднимал ногу, и на мгновение захватывало дух от призрачной упругости отсутствующей ступеньки, от неожиданной глубины достигнутой площадки. Страшно подумать, как «растолковал» бы мрачный кретин‑фрейдист эти тонкие детские вдохновения.

***
Покинув верхний,«детский», этаж, я лениво обнимал ласковую балюстраду и в мутном трансе, полуразинув рот, соскальзывал вдоль по накалявшимся перилам лестницы на второй этаж, где находились апартаменты родителей (интересно, клюнет ли тут с гнилым мозгом фрейдист).

***
Вместо дурацких и дурных фрейдистических опытов с кукольными домами и куколками в них («Что ж твои родители делают в спальне, Жоржик?»), стоило бы может быть психологам постараться выяснить исторические фазы той страсти, которую дети испытывают к колесам. Мы все знаем, конечно, как венский шарлатан объяснял интерес мальчиков к поездам. Мы оставим его и его попутчиков трястись в третьем классе науки через тоталитарное государство полового мифа (какую ошибку совершают диктаторы, игнорируя психоанализ, которым целые поколения можно было бы развратить). Молодой рост, стремительность мысли, американские горы кровообращения, все виды жизненности, суть виды скорости, и неудивительно, что развивающийся ребенок хочет перегнать природу и наполнить минимальный отрезок времени максимальным пространственным наслаждением.

@темы: Набоков, критика психоанализа

Упорство и упоротость!
Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных
суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь -- только щель
слабого света между двумя идеально черными вечностями. Разницы
в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам
свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, в
которой летим со скоростью четырех тысяч пятисот ударов сердца
в час. Я знавал, впрочем, чувствительного юношу, страдавшего
хронофобией и в отношении к безграничному прошлому. С
томлением, прямо паническим, просматривая домашнего
производства фильм, снятый за месяц до его рождения, он видел
совершенно знакомый мир, ту же обстановку, тех же людей, но
сознавал, что его-то в этом мире нет вовсе, что никто его
отсутствия не замечает и по нем не горюет. Особенно навязчив и
страшен был вид только что купленной детской коляски, стоявшей
на крыльце с самодовольной косностью гроба; коляска была пуста,
как будто "при обращении времени в мнимую величину минувшего",
как удачно выразился мой молодой читатель, самые кости его
исчезли.
Юность, конечно, очень подвержена таким наваждениям. И то
сказать: коли та или другая добротная догма не приходит в
подмогу свободной мысли, есть нечто ребячливое в повышенной
восприимчивости к обратной или передней вечности. В зрелом же
возрасте рядовой читатель так привыкает к непонятности
ежедневной жизни, что относится с равнодушием к обеим черным
пустотам, между которыми ему улыбается мираж, принимаемый им за
ландшафт.
Так давайте же ограничим воображение. Его дивными и
мучительными дарами могут наслаждаться только бессонные дети
или какая-нибудь гениальная развалина. Дабы восторг жизни был
человечески выносим, давайте (говорит читатель) навяжем ему
меру.
Против всего этого я решительно восстаю. Я готов, перед
своей же земной природой, ходить, с грубой надписью под дождем,
как обиженный приказчик. Сколько раз я чуть не вывихивал
разума, стараясь высмотреть малейший луч личного среди
безличной тьмы по оба предела жизни? Я готов был стать
единоверцем последнего шамана, только бы не отказаться от
внутреннего убеждения, что себя я не вижу в вечности лишь из-за
земного времени, глухой стеной окружающего жизнь. Я забирался
мыслью в серую от звезд даль -- но ладонь скользила все по той
же совершенно непроницаемой глади. Кажется, кроме самоубийства,
я перепробовал все выходы. Я отказывался от своего лица, чтобы
проникнуть заурядным привидением в мир, существовавший до меня.
Я мирился с унизительным соседством романисток, лепечущих о
разных йогах и атлантидах. Я терпел даже отчеты о
медиумистических переживаниях каких-то английских полковников
индийской службы, довольно ясно помнящих свои прежние
воплощения под ивами Лхассы. В поисках ключей и разгадок я
рылся в своих самых ранних снах -- и раз уж я заговорил о снах,
прошу заметить, что безоговорочно отметаю фрейдовщину и всю се
темную средневековую подоплеку, с ее маниакальной погоней за
половой символикой, с ее угрюмыми эмбриончиками,
подглядывающими из природных засад угрюмое родительское соитие.

В начале моих исследований прошлого я не совсем понимал,
что безграничное на первый взгляд время есть на самом деле
круглая крепость. Не умея пробиться в свою вечность, я
обратился к изучению ее пограничной полосы--моего младенчества.
Я вижу пробуждение самосознания, как череду вспышек с
уменьшающимися промежутками.

("мираж, принимаемый за ландшафт" - это привет Пелевину, а угрюмые эмбриончики - это привет тибетскому бардо. а полковники - это привет полковникам, за сто лет совершенно ничего не изменилось в этом контексте, даже они!)

@темы: смерть, память, Набоков, вечность, критика психоанализа

20:54

Far-east style with a spirit of wild west
Книгу Хаббарда трудно всерьез рассматривать в качестве вклада в науку о Человеке. Зато ее нужно со всей серьезностью считать симптомом опасной тенденции. Будь она просто предельно упрощенной популяризацией ранних теорий Фрейда, то она была бы чем-то безобидным. Но "Дианетика" есть выражение духа, который диаметрально против положен учению Фрейда. Целью Фрейда было помочь пациенту в понимании сложности своей психики, а терапия основывалась на том, что путем понимания себя самого мы освобождаемся от цепей рабства у иррациональных сил, ведущих нас к несчастью и к умственным расстройствам. Такое видение является составной частью великих традиций Востока и Запада - от Будды и Сократа вплоть до Спинозы и Фрейда. "Дианетика" не знает ни почтения к сложности человеческой личности, ни ее понимания. Человек - это машина, а рациональность, ценностные суждения, психическое здоровье, счастье достигаются с помощью работы инженера. "В такой инженерной науке, как Дианетика, мы работаем, нажимая кнопки". Ничего не нужно знать или понимать, требуется применять хаббардовскую теорию энграмм. Если кто-то не принимает эту теорию, то у него должны быть скрытые мотивы, либо он находится во власти "отрицателя" каковым является "всякая энграмма, заставляющая пациента считать, что энграмм не существует". Все так просто. Если вы прочли книгу Хаббарда, то вы знаете, что следует знать о человеке и обществе, поскольку вам известно, на какие кнопки нажимать.

(Э.Фромм. "Дианетика: искателям сфабрикованного счастья").

@темы: культы, Фромм, психология, саентология

Упорство и упоротость!
- Нормальный пассажир, - сказал Хан, - никогда не рассматривает себя
в качестве пассажира. Поэтому если ты это знаешь, ты уже не пассажир. Им
никогда не придет в голову, что с этого поезда можно сойти. Для них
ничего, кроме поезда, просто нет.
- Для нас тоже нет ничего кроме поезда, - мрачно сказал Андрей. -
Если, конечно, не обманывать самих себя.
Хан усмехнулся.
- Не обманывать самих себя, - медленно повторил он. - Если мы не
будем обманывать самих себя, нас немедленно обманут другие. И вообще,
суметь обмануть то, что ты называешь "самим собой", - очень большое
достижение, потому что обычно бывает наоборот - это оно нас обманывает. А
есть ли что-нибудь другое, кроме нашего поезда, или нет, совершенно не
важно. Важно то, что можно жить так, как будто это другое есть. Как будто
с поезда действительно можно сойти. В этом вся разница. Но если ты
попытаешься объяснить эту разницу кому-нибудь из пассажиров, тебя вряд ли
поймут.
- Ты что, пробовал? - спросил Андрей.
- Пробовал. Они не понимают даже того, что едут в поезде.
- Какой-то бред получается, - сказал Андрей. - Пассажиры не понимают
того, что едут в поезде. Услышал бы тебя кто-нибудь.
- Но ведь они и правда этого не понимают. Как они могут понять то,
что и так отлично знают? Они даже стук колес перестали слышать.
- Да, - сказал Андрей, - это точно. Это я на себе почувствовал. Я,
когда в ресторан зашел, еще подумал - как тихо, когда нет никого.
- Вот именно. Тихо-тихо. Даже слышно, как ложечка в стакане звенит.
Запомни, когда человек перестает слышать стук колес и согласен ехать
дальше, он становится пассажиром.
- Нас никто не спрашивает, - сказал Андрей, - согласны мы или нет. Мы
даже не помним, как мы сюда попали. Мы просто едем, и все. Ничего не
остается.
- Остается самое сложное в жизни. Ехать в поезде и не быть его
пассажиром, - сказал Хан.

***
- Понимаю, - сказал Андрей. - Как не понять. Слушай, а ты
когда-нибудь думал, откуда мы едем? Откуда идет этот поезд?
- Нет, - сказал Хан. - Мне это не особо интересно. Мне интересно
узнать, как с него сойти. Ты у проводников спроси. Они тебе объяснят,
откуда он идет.
***

Вообще, Андрей сомневался, что люди, которых он встречает на крыше,
лезут на нее с какой-нибудь определенной целью. У него самого такой цели
никогда не было, и он ничего от этих прогулок не ждал. Правда, с Ханом он
познакомился именно здесь. В тот раз они не перемолвились ни словом -
здесь никто никогда ни с кем не говорил, - но узнали друг друга через день
или два, столкнувшись в коридоре. Позже Хан сказал, что подниматься на
крышу не только бесполезно, но скорее даже вредно, потому что там человек
оказывается только дальше от возможности по-настоящему покинуть поезд, -
но все равно они продолжали сюда лазить, просто для того, чтобы хоть на
время покинуть осточертевшее пространство всеобщей жизни и смерти.

Пелевин
"Желтая стрела"

@темы: смерть, Пелевин, мистический опыт, жизнь

Упорство и упоротость!
Из диалога "Протагор":



Знаешь, какой опасности ты собираешься подвергнуть свою душу? Ведь
когда тебе бывало нужно вверить кому-нибудь свое тело и было неизвестно, пойдет
ли это на пользу или во вред, ты и сам немало раздумывал, вверять его или не
вверять, и друзей и домашних призывал на совет и обсуждал это дело целыми днями.
А когда речь зашла о душе, которую ты ведь ставишь выше, чем тело, потому что от
того, будет она лучше или хуже, зависит, хорошо или дурно пойдут все твои дела,
ты ни с отцом, ни с братом и ни с кем из нас, твоих друзей, не советовался,
вверять ли тебе или не вверять свою душу этому пришлому чужеземцу. Лишь вчера
ввечеру, по твоим словам, услыхав о нем, ты уже сегодня идешь спозаранку, не
поразмыслив и не посоветовавшись о том, нужно ли вверять ему себя или нет, и
сразу готов потратить и собственные деньги, и деньги друзей, как будто ты уже
дознался, что тебе нужно непременно сойтись с Протагором, которого, как ты
говоришь, ты и не знаешь и не разговаривал с ним ни- с когда. Ты называешь его
софистом, а что такое софист, оказывается, совсем не ведаешь, хоть и собираешься
вверить себя ему.



***


- А что, Гиппократ, не будет ли наш софист чем-то вроде торговца или разносчика
тех припасов, которыми питается душа? По-моему, во всяком случае, он таков.
- Но чем же питается душа, Сократ?
- Знаниями, разумеется, - сказал я. - Только бы, друг мой, не надул нас софист,
выхваляя то, что продает, как те купцы или разносчики, что торгуют телесною
пищей. Потому что и сами они не знают, что в развозимых ими товарах полезно, а
что вредно для тела, но расхваливают все ради продажи, и покупающие у них этого
не знают, разве случится кто-нибудь сведущий в гимнастике или врач. Так же и те,
что развозят знания по городам и продают их оптом и в розницу всем желающим,
хоть они и выхваляют все, чем торгуют, но, может быть, друг мой, из них
некоторые и не знают толком, хорошо ли то, что они продают, или плохо для души;
и точно так же не знают и покупающие у них, разве лишь случится кто-нибудь
сведущий во врачевании души. Так вот, если ты знаешь, что здесь полезно, а что -
нет, тогда тебе не опасно приобретать знания и у Протагора, и у кого бы то ни
было другого; если же нет, то смотри, друг мои, как бы не проиграть самого для
тебя дорогого. Ведь гораздо больше риска в приобретении знании, чем в покупке
съестного. Съестное-то и напитки, купив их у торговца или разносчика, ты можешь
унести в сосудах, и, прежде чем принять в свое тело в виде еды и питья, их можно
хранить дома и посоветоваться со знающим человеком, что следует есть или пить и
чего не следует, а также сколько и в какое время. При такой покупке риск не
велик. Знания же нельзя унести в сосуде, а поневоле придется, уплатив цену,
принять их в собственную душу и, научившись чему-нибудь, уйти либо с ущербом для
себя, либо с пользой.

@темы: обучение, знания, гуру, Платон

17:53

Упорство и упоротость!
...Залмоксид... говорит: "Как не следует пытаться лечить глаза отдельно от
головы и голову - отдельно от тела, так не следует лечить и тело, не леча
душу... если целое в плохом состоянии, то и часть не может быть в порядке. Ибо
все - и хорошее и плохое - порождается в теле и во всем человеке душою, и именно
из нее все проистекает, точно так же как в глазах все проистекает от головы".
[...] Лечить же душу, дорогой мой, должно известными заклинаниями, последние же
представляют собой не что иное, как верные речи: от этих речей в душе
укореняется рассудительность, а ее укоренение и присутствие облегчают внедрение
здоровья и в области головы и в области всего тела.

Платон, Диалоги, "Хармид".

@темы: рассудительность, психотерапия, Платон

Far-east style with a spirit of wild west
Временами я задумывался: не солипсистская ли роскошь писательское ремесло в таких странах, как моя, где и читателей не так уж много, где столько людей бедны и неграмотны, где столько несправедливости, где культура — это привилегия немногих. Эти сомнения, однако, никогда не пересиливали мое призвание: я продолжал писать даже в те времена, когда большую часть времени приходилось тратить на то, чтобы заработать на жизнь. Думаю, я поступил правильно: ведь если бы для того, чтобы литература расцвела, обществу надо было сначала достичь высокого уровня культуры, свободы, благосостояния и справедливости, ее просто бы не существовало. Но благодаря литературе, благодаря сознанию, что она порождает, стремлениям и желаниям, что она вдохновляет, и разочарованию в действительности, которое мы испытываем, возвращаясь из путешествия в прекрасное царство фантазии, цивилизация сегодня не так жестока, как в те времена, когда сказители только начали очеловечивать жизнь своими выдумками. Без хороших книг, которые мы прочли, мы были бы хуже, чем мы есть, — большими конформистами, менее беспокойными, более послушными, а критического духа — этого локомотива прогресса — не существовало бы вовсе. Чтение, как и писательство, — это протест против неполноты жизни. Когда в плодах воображения мы ищем то, чего не хватает в жизни, мы говорим, не произнося этого вслух и даже не сознавая, что жизнь как она есть не утоляет нашей жажды абсолютного — основы человеческого существования — и она должна быть лучше. Мы даем волю фантазии, чтобы как-то прожить те многие жизни, которые нам хотелось бы иметь, когда в нашем распоряжении лишь одна.

(...)

От пещеры до небоскреба, от дубины к оружию массового поражения, от монотонности племенной жизни к эпохе глобализации литература — плод воображения — преумножала человеческий опыт, не позволяя нам поддаться летаргии, обреченности, уйти в себя. Ничто так не сеяло неуспокоенность, не будоражило наше воображение и желания, как «лживая» жизнь, которую мы, благодаря литературе, прибавляем к той, что у нас есть, и можем стать героями невероятных приключений, великих страстей, которые никогда не даст нам реальность. Литература — ложь, но она становится правдой в нас, читателях, преобразованных, зараженных стремлениями и благодаря воображению постоянно подвергающих сомнению серую реальность. Литература превращается в колдовство, когда дает нам надежду получить то, чего у нас нет, стать тем, кем мы не являемся, вести то невозможное существование, в котором мы, как языческие боги, чувствуем себя смертными и бессмертными одновременно, когда закладывает в нас дух нонконформизма и бунта, лежащий в основе всех подвигов, способствовавших снижению насилия в отношениях между людьми. Снижению, но не полному устранению, потому что наша история, к счастью, всегда будет оставаться неоконченной. Поэтому нам надо продолжать мечтать, читать и писать — ведь это самый эффективный из найденных нами способов облегчить наше смертное существование, победить коррозию времени и сделать невозможное возможным.

(Марио Варгас Льоса - Похвала чтению и литературе, нобелевская лекция)

@темы: смерть, фантазии, литература, время

16:02

Far-east style with a spirit of wild west
Э.Берн считает, что иллюзии, на которых основаны “жизненные сценарии” многих людей, формируются уже у маленьких детей, например, образ доброго Санта Клауса, который “следит” за их поведением и все учитывает. “Большинство людей всю жизнь ждут Санта Клауса или кого-то на него похожего”, - пишет Э.Берн (Берн, 1988, с. 252). Но уже в подростковом и далее - во взрослом возрасте наблюдается принципиальное раздвоение этой линии развития:
1) В одном случае человек не стремится (или не может) понять реальность и определить свое место (смысл) жизни в этой реальности, что по словам В.В.Петухова, означает для человека “катастрофу” (Петухов, 1996, с. 103) и тогда человек начинает выдумывать себе сказки, как бы оправдывая этим свое существование. В этом случае можно говорить о человеке как о “мнимой личности” (“мничности”), поскольку, как отмечает В.В.Петухов, “выдуманная “сказка” суть просто ложь, без намека - фантомная “культура”, имитирующая подлинную” и “моделирующую собственный сон” (Петухов, 1996. с. 35). Э.Берн пишет, что все люди в итоге делятся на тех, кто “живет в ожидании Санта Клауса (Жизни)” и кто живет “в ожидании Смерти, мрачной фигуры с косой в руках” (Берн, 1988, с. 252).


(Пряжников Н.С., Пряжникова Е.Ю. - Профориентация)

@темы: психология, иллюзии, Берн

Упорство и упоротость!
Только что испытанное счастье вдруг сменилось испугом. Он подумал, что
узнавать такое не положено, потому что непонятно, как с этим знанием жить.
"А если я один это знаю, - нервно подумал он, - то ведь не может быть так,
чтобы мне позволили это знать и ходить тут дальше? Вдруг я кому-нибудь
расскажу? Хотя, с другой стороны, кто может позволить или не позволить) если
я один это знаю? Так, секундочку, а что я, собственно, могу рассказать?"
Татарский задумался. Ничего особенного он и не мог никому рассказать.
Ведь не расскажешь пьяному Ханину, что это не солнце отражается в луже, а
лужа в солнце и печалиться в жизни особо не о чем. То есть рассказать-то,
конечно, можно, только вот... Татарский почесал в затылке. Он вспомнил, что
это уже второе откровение такого рода в его жизни: наевшись вместе с
Гиреевым мухоморов) он постиг нечто невыразимо важное, потом, правда,
начисто забытое. В его памяти остались только слова, которым надлежало нести
эту истину: "Смерти нет, потому что ниточки исчезают, а шарик остается".
- Господи, - пробормотал он, - как все-таки трудно протащить сюда хоть
что-то...

Пелевин
Generation П


@темы: смерть, вещества, Пелевин, мистический опыт

Far-east style with a spirit of wild west
Смехотворным предрассудком выглядит мнение о том, будто существование может быть только физическим. На деле же единственная непосредственно нам известная форма существования - это психическая форма. И наоборот, мы могли бы сказать, что физическое существование только подразумевается, поскольку материя познается лишь посредством воспринимаемых нами психических образов, переданных нашему сознанию органами чувств.

Мы заблуждаемся, когда забываем эту простую, но фундаментальную истину. Даже если у невроза нет иной причины, кроме воображения, она остается вполне реальной. Если некто вообразит, что я его смертельный враг и убьет меня, то я стану жертвой простого воображения. Образы, созданные воображением, существуют, они могут быть столь же реальными - а в равной степени столь же вредоносными и опасными, - как физические обстоятельства. Я даже думаю, что психические опасности куда страшней эпидемий и землетрясений. Средневековые эпидемии бубонной чумы или черной оспы не смогли унести столько жизней, сколько их унесли, например, различия во взглядах на устройство мира в 1914г. или борьба за политические идеалы в России.

Хотя своим собственным сознанием нам не дано уловить форму существования психики (ибо у нас нет для этого архимедовой точки опоры вовне), психика существует; более того, она-то и есть само существование.

(К.Г.Юнг - Психология и религия)

@темы: фантазия, реальность, психика, Юнг, психология

Far-east style with a spirit of wild west
«Все знают, как действуют на детей шпинат и ревень, которыми их закармливают. То же самое происходит и с насильственным обучением. Студенты говорят: «Это шпинат, ну его к черту»» (Rogers, 1969).
«Кто бы мог привести в действие всю эту личность? Основываясь на своем опыте, я скажу, что вряд ли это могут сделать члены университетских кафедр. Их традиционализм и самодовольство близки к невозможному» (Rogers, 1973b, p. 385).

(К.Роджерс, по Л.Хьелл, Д.Зиглер - Теории личности)

@темы: Роджерс, кактус, образование

09:44

Far-east style with a spirit of wild west
Сейчас я понимаю, что был особенным, одиночкой с ничтожно малой возможностью найти свое место в мире людей. Практически я не умел себя вести в человеческом обществе. Мои фантазии в тот период были довольно причудливыми и, вероятно, могли показаться шизоидными , но, к счастью, с психологами я никогда не общался.

(К.Роджерс, по Р.Фрейджер - Теории личности и личностный рост)

@темы: Роджерс, психологи, шизоиды

Far-east style with a spirit of wild west
...Существует лишь одна правильная монета – разум, и лишь в обмен на нее должно все отдавать... <...> И быть может, те, кому мы обязаны учреждением таинств, были не так уж просты, но еще в древности приоткрыли в намеке, что сошедший в Аид непосвященным будет лежать в грязи, а очистившиеся и принявшие посвящение, отойдя в Аид, поселятся среди богов. Да, ибо, как говорят те, кто сведущ в таинствах, "много тирсоновцев, да мало вакхантов", и "вакханты" здесь, на мой взгляд, не иные кто-либо, а только истинные философы.

/Платон, по Б.Рассел "История западной философии"/.

@темы: философия, мистика, посвященные, освобождение, разум, Платон